В русских версиях различных околоюридических текстов, в том числе и международных документов, порой можно встретить перевод понятия «legal capacity» как «правоспособность». Причем обычно в этих текстах говорится о том, что этой самой capacity нельзя лишать в судебном порядке «только лишь на основании каких-то отдельных признаков». Или что какой-либо признак не должен автоматически вести к «лишению правоспособности».

Всё бы ничего, но проблема в том, что лишить правоспособности невозможно в принципе. Правоспособность возникает у индивида с рождения и заканчивается с его смертью. Можно лишь ограничить отдельные права, входящие в правоспособность (например, право заниматься определенной деятельностью). В судебном порядке можно лишить не право-, а дееспособности. А у несовершеннолетних дееспособность является неполной по определению.

Различия между «правоспособностью» и «дееспособностью» объясняются, например, в Гражданском кодексе РФ. Для Запада такое разделение нехарактерно, и legal capacity охватывает оба смысла. Поэтому, если мы рассматриваем понятие legal capacity в комплексе, нам может пригодиться слово «правосубъектность», которое описывает совокупность право- и дееспособности. «Правосубъектность» может применяться как к физическим, так и к юридическим лицам. Или же нам следует использовать сдвоенный перевод: «правоспособность и дееспособность», как в том же ГК РФ. Так поступили и, например, с переводом слова «integrity», которое применительно к принципам поведения судей, прокуроров и адвокатов всегда переводят как «честность и неподкупность». Ну, а если речь идет о судебном лишении legal capacity или о неполной legal capacity несовершеннолетних, тогда это понятие будет переводиться как «дееспособность».